15 лет без Ярослава Голованова

Научный обозреватель "КП" Ярослав Голованов в день своего 70-летия, 2002 год.

Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН

Мне и сейчас кажется, что я вижу его в нашем редакционном коридоре на шестом этаже. В коридоре, нам казавшем когда длинным, как сама жизнь... и оказавшемся спустя годы таким же коротким, как жизнь…

Вот он идет – один, поздним вечером, сразу после подписания очередного номера с его материалом, который утром будет читать вся страна – усталый, конечно же, немного расслабленный, потому что дело на сегодняшний день сделано. Даже и увидев издалека его силуэт, Славу ни с кем не спутать – правое плечо много выше другого и голова к нему наклонена – видно, еще со школы сложилась такая осанка, только ему все равно было, как он выглядит со стороны. И всю-то свою жизнь он только закреплял такую осанку: писал, склонившись за столом, только ручкой, не признавая пишущей машинки, и лишь свои последние годы снизошел до компьютера. Впрочем, так и не доверившись ему окончательно.

Я никогда не видел его в коридоре не только бегущим – как бегал почти каждый из нас в молодости, но даже спешащим: всегда и все он делал обстоятельно и не спеша, будто бы и на ходу продолжая свои размышления. Всегда чувствуешь, когда читаешь его: этот человек не просто сел за стол и написал – он это прочувствовал и всесторонне обдумал. Потому и получались его материалы такими проникновенными, а люди, герои очерков, непременно становились его личными друзьями и нашими товарищами тоже. Частым гостем редакции был знаменитый на весь мир хирург Слава Францев, впервые в мире сделавший операцию на сердце только что родившемуся человеку… Заходили к нам – просто так, посидеть в минуту свободного времени – его друзья Олег Табаков и Игорь Кваша, первый в мире врач-космонавт Борис Егоров… Им всем было интересно у нас и нам с ними тоже. Так ведь это же клад, дар божий – располагать к себе людей, искренне и безвозмездно отдавая им часть самого себя и своей души. Слава обладал тем редкостным даром.

Он нелегко увлекался новой темой для ее воплощения на газетной странице – и так к ней мысленно прикладывался, и иначе как-нибудь – и только потом брался за дело. Но уж тогда он весь с головой уходил в него – как решительный бросок в море, которое он любил бесконечно. Как же он верил в клад Наполеона – брошенные сокровища, награбленные в московских домах и храмах… Вместе с такими же отчаянными кладоискателями много раз выезжал на знаменитое Семлевское озеро, где, как предполагалось, и было сброшено под лед то, что не смогли дальше тащить грабители… Верил и тогда, когда металлоискатели молчали, прочесывая дно, покрытое многометровым слоем ила, продолжал верить и когда перестали верить самые главные зачинщики поисков, но «Комсомолка», где печатались его материалы с тех поисков, вылетала из киосков «Союзпечати» мгновенно!

И как он верил в вечную речь неуловимо ускользающего «снежного человека» - приводил в редакцию профессора Бориса Поршнева, увлеченно и убедительнейшим образом доказывавшего, что этот человек рядом совсем, только по понятным причинам прячется и с помощью гипноза вымывает из наших голов всякую память о встречах с ним… Однажды, получив сообщение ТАСС о том, что наши пограничники на южной окраине Казахстана обнаружили в горах свежий труп снежного человека, Голованов – сам я видел – затрепетал, как пылкий юноша при виде обнаженной возлюбленной, бросил все дела, кинулся во Внуково, вскочил в ближайший самолет, отправлявшийся в том направлении, а вернулся всего через пару дней – усталый, разочарованный, просто больной… Липа. Снежный человек оказался обезьянкой, неведомо как оказавшейся в горах, истощавшей от голода до смерти… Неведомо как в суровых местах оказалась. А Слава все равно продолжал верить, что существует это животное – почти человек - и все мечтал его отыскать…

Только главное дело его жизни было другим. Нам, нашему поколению журналистов, посчастливилось стать свидетелями полета Гагарина – мы чуть раньше других знали о том, что грядет, радостно верили, что застанем, увидим свершившееся – и так оно и случилось. Сначала аккредитованным на космодроме работал Вася Песков – писал превосходно, но мы все понимали, что надолго его не хватит – нет у него нужных знаний, необходимых научному журналисту, да и сам Песков отчетливо все понимал – молил начальство, чтобы его освободили от этой работы: писать про быт космонавтов не разрешали, это почиталось военной тайной, а говорить о научной стороне дела, кстати, засекреченного много глубже, для него не представлялось возможным. Ну и кого же от «Комсомолки» послать на космодром?.. Кроме Голованова, больше и некого.

Ярослав Голованов в редакции «КП» с читательскими письмами, которые приходили к нему десятками и сотнями...

Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН

Слава хотел, жаждал этой работы и ринулся в нее, как в родную стихию: человек, окончивший МВТУ, сложнейший ВУЗ, гордость советской науки, несколько лет до газеты проработал в НИИ, занимаясь ракетными двигателями, - это ведь про него, про нашего Славу.

Он передавал по телефону и иногда по телетайпу замечательные репортажи, лучше которых во всей советской прессе не было, сравнимо разве только с «Красной Звездой», от которой работал на космодроме наш общий друг, полковник авиации Миша Ребров. Но все равно Слава сиял звездою немеркнущей.

Он был вхож к Сергею Павловичу Королеву – тот, кажется, вполне ему доверял – как журналисту высочайшего класса - и, когда создали группу журналистов, которых на всякий случай начали готовить к полету в космос, Голованов и Ребров стали самыми первыми.

Помню, навещал я тогда Славу в Центре, где шла подготовка. Голованов вышел озабоченным, часто оглядываясь – покидать пределы Центра категорически запрещалось, и выглядел сильно похудевшим, бледным, как человек, долго не бывающий на свежем воздухе. Расспрашивал про всех в редакции, и я видел, что даже и здесь он остается с нами.

Он бы точно полетел первым из наших журналистов в космос, если бы пожил еще Королев. Только жизнь сложилась так, что у гроба этого великого человека, обложенного горою цветов, мы со Славой стояли в почетном карауле. Уходом из жизни Королева – ранним и от того еще более страшным, Слава был потрясен…

Вот с этой своею мечтой – о полете – Слава расстался, как мне показалось, легко. Наверное, потому что и сам до конца не верил в нее.

Всю свою жизнь он искал сокровенные клады и, конечно, нашел. Для того, чтобы оставить все тем, кто позже пойдет по следам, оставленным им: за долгие 36 лет работы в «Комсомолке» - почти полторы тысячи материалов, опубликованных в газетах и журналах, десятки замечательных книг, главными из них, наверное, это две книги - «Королев. Мифы и факты» и «Записки вашего современника», которые Слава писал всю жизнь...

Такую длинную...

Такую короткую...

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Пятнадцать лет без отца

О знаменитом журналисте “Комсомолки” Ярославе Голованове, которого не стало 21 мая 2003 года, вспоминает его сын Дмитрий

21 мая 2003 года я вышел из здания университета РГГУ, где я учился на журналистском факультете. Поймал такси и вдруг по радио сообщили… что умер мой папа. Я знал, что он был болен, но в глубине души надеялся, что он выкарабкается, выдюжит, отлежится и все придет в норму. (подробности)