Европе сейчас не до России – своих проблем выше Эйфелевой башни

Журналист и публицист Елена Кондратьева-Сальгеро выступила в международном медиаклубе «Импрессум».

Литературная зыбь на волнах русской эмиграции

– В начале 90-х на читающих по-русски в Израиле, Германии, США обрушилось огромное количество русскоязычных изданий. Насколько помню, во Франции такого не было: «Русская мысль», которая издавалась в Париже с 1947 года, – и всё!

– «Русская мысль» окончилась на главном редакторе Зинаиде Алексеевне Шаховской. В 80 – 90-е годы была уже совсем не та «Русская мысль», которая задумывалась и существовала изначально.

– Сейчас есть русские газеты?

– Есть газеты, есть интернет-издания. Другой вопрос: кто их читает? Либо знакомые, либо подписчики. А большинство изданий – литературные альманахи. Русские во всём мире очень любят собираться – с водочкой-селёдочкой, с песнями под гитару. Кто-то поёт, кто-то читает Цветаеву – всё на уровне жэковской самодеятельности. Но там, где есть русские, всегда будут какие-то литературные или окололитературные тусовки. И очень часто из этих тусовок вырастают какие-то печатные издания.

– Но печатное издание – это производство, оно требует вложения средств.

– Находятся спонсоры, или вскладчину издают. Без оглядки на уровень текстов. Если человек в какой-то момент вдруг счёл, что он может писать – и пишет! – он ведь убеждён: то, что выходит из-под его пера, интересно всем.

И вот они начинают друг друга публиковать, друг друга читать и, соответственно, друг друга хвалить. И, как правило, дальше этого узкого тусовочного круга дело не идёт. А наша национальная черта хорошо известна: мы очень любим делиться, по любому признаку: на красных и белых, на левых и правых, на путинцев и антипутинцев. Был бы повод – делёжка обеспечена. Альманах «Глаголъ», основанный 10 лет назад замечательными и талантливыми людьми, Аллой и Владимиром Сергеевыми, вырос приблизительно из такого же издания, где каждый мнил себя пупом земли. И однажды Алла взвыла от всепоглощающей графомании – и отказалась принимать тексты низкого качества. Все номера нашего альманаха есть в электронной версии – там можно прочитать её статью «Литературная зыбь на волнах русской эмиграции», в которой автор точно суммирует все проблемы. Недовольные и обиженные восприняли статью на свой счёт! Сколько Алле пришлось пережить! Как её травили!

Трудно быть независимым издателем

– Вы тогда уже работали в редакции?

– Меня туда позвали, когда случился разгром, на который наложился украинский кризис. А до этого нигде не работала – занималась детьми, их у нас пятеро. Это был сознательный выбор – я очень рада, что у меня так сложилось. Когда самые младшие уже вылезали из пелёнок, в Шампань-сюр-Сен, небольшом городке под Парижем, недалеко от Фонтенбло, открывалась после реставрации русская церковь – крохотная белостенная церквушка. Каждый помогал чем мог.

Ко мне обратились с просьбой посредничать в переговорах с мэрией – конечно же, с удовольствием помогла. Мы приехали на торжественное открытие – и меня попросили написать статью в небольшой русскоязычный журнал. Потом стала публиковаться в электронной газете «Русский очевидец» – и меня заметил Владимир Сергеев, ему понравились какие-то мои тексты. Когда у них переругалась редакция, все обиженные и оскорблённые хлопнули дверью и ушли, забрав свои тексты.

А через месяц нужно было выпускать альманах. И Сергеевы спросили меня, не хочу ли я дать какие-то тексты для выходящего номера. Я не только согласилась – привела туда замечательных авторов, которых с удовольствием напечатали. Это был сумбурный, переходный номер – пятый из нынешних десяти. А главным редактором я стала, начиная с шестого номера. Очень боялась, что не потяну, у меня ведь не было опыта.

– Редакторского?

– Да никакого! Я лингвист, окончила институт иностранных языков имени Мориса Тореза, познакомилась с будущим мужем и в 1989-м оказалась во Франции, но это другая история. И до 2012-го года, когда появились мои первые публикации, была совершенно не известный человек в журналистике.

– Обиженные и оскорблённые вернулись в альманах?

– Нет-нет! Там произошло деление не только по литературному принципу. Во-первых, каждый пишущий считает себя гением, и что-то ему доказывать совершенно бесполезно. А если позволяешь себе не принять его текст к публикации, ты негодяй, завистник и, вообще, ничего не понимаешь в литературе. Дискуссия бессмысленна и бесполезна. Это знает каждый редактор, на чей стол «шедевры» ложатся килограммами.

– Я в курсе, поскольку почти 20 лет была редактором культурного еженедельника.

– Так вам и надо!

– Конфликтов хватало, но страшнее графоманов не было никого и ничего.

– Вот! Во-вторых, часть авторов редакции разделилась по принципу «Крым наш». «Либерастическая» тусовка – это что-то отдельное и совершенно яростное. Нас обвиняли во всём, вплоть до того, что мы – «ватники».

– А вы кто? Не вы лично – альманах.

– Мы огласили такой принцип: «Глаголъ» – литературный альманах. В первом же номере, который я выпускала как главный редактор, вспомнила давно и незаслуженно забытого русского журналиста Николая Шебуева, который издавал журнал «Весна»…

– В Петербурге. Там печатались Леонид Андреев, Бальмонт, Гумилёв…

– После 1914 года всё накрылось. Но Шебуев опубликовал всех молодых мало известных авторов. У него был принцип: мы вне политики, вне направлений – мы принимаем всех, единственный критерий – качество текста. Наши авторы – люди самых разных взглядов, которые никогда не сядут за один стол. Тем не менее, если человек присылает интересный текст, мы его печатаем.

Мы открыли альманах всем русскоязычным авторам – от Австралии и Новой Зеландии, Израиля, Германии, Америки до всех бывших республик СССР: Беларусь, Украина, Молдова, Латвия… А главное, я отменила парижскую «прописку», чем навлекла на себя гнев русскоязычной тусовки. Они считали: альманах выходит в Париже, значит, их публикации должны быть приоритетными. Ну, и началось!

Во Франции нет русофобии

– У вас русская эмиграция тоже грызётся между собой, как это водится в других странах?

– Ещё как! Я бы сказала, не то слово!

– Это только наше свойство?

– Мне кажется, да. Об этом ещё Бердяев писал…

– Что Бердяев! Фридрих Энгельс, когда одни русские эмигранты пришли к нему жаловаться на других русских эмигрантов, сказал: «В ваше болото, товарищи, я не полезу».

– Это было и будет всегда!

– По-че-му?

– Наверное, русский характер с его категоричностью без нюансов: кто не с нами, тот против нас. Я бы даже сказала: чем более либеральные у человека взгляды, тем он непримиримее к чужому мнению.

– Вы живёте среди французов, смотрите французское телевидение, читаете французские газеты… Французы действительно испытывают страшную неприязнь к России, о которой очень любят рассказывать и сторонники, и противники Кремля?

– Во Франции нет такой страшной русофобии. Её – нет! Не устаю об этом говорить, что многим не нравится, потому что я ломаю стереотипы. Во всяком случае, нет в той мере, в какой это подаётся в российских СМИ. Даже «дело Скрипалей» во Франции прошло мелкой строкой на заднем плане. Да что газеты – остановите на улице десять первых попавшихся прохожих, спросите, слышали ли они о Скрипалях – может быть, один скажет, что да, было там что-то такое у русских, хотя не уверена. Людей это не трогает. Европейцев сейчас намного больше волнуют их собственные зашкаливающие проблемы: миграционный кризис, безопасность, бесконечный рост цен. Конечно, в отношении России есть генеральная линия, но во французской прессе она отражена, я бы сказала, скудно и сжато. А в теледебатах есть непримиримые и есть те, кто откровенно высказывается за сближение с Россией.

– А отношение к русским на бытовом уровне?

– У меня нет впечатления, что в повседневности существует негативное отношение к русским - скорее, наоборот. Людей настолько достала демагогия, что они уже не знают, к кому повернуться. Популист – он кто? Выражаясь грубо, очень облегчённо: тот, кто обещает вам лёгкое решение страшнейших проблем. Но в данный момент лёгкое решение обещают как раз не те популисты, которых считают популистами, а совсем наоборот – в правительстве есть люди, которые не обещают никакого решения: подождите, авось рассосётся. А вот как раз в это уже никто не верит. Пожалуй, стоит переформулировать понятие популизма как такового. Но об этом тоже очень не любят говорить.