Николай Карамзин. Фото: ru.wikipedia.org
Глядя на портрет этого мудреца, повидавшего в жизни всякое, и положив рядом другой его портрет, писаный в молодости, поражаешься: неужто это один и тот же человек... Подлинный красавец: высокий лоб с ниспадающими прядями, большие, глубокие глаза с бровями вразлет и тонкие, изящно очерченные губы, выдающие человека романтического. И в самом деле «чувствительный оптимист», как при жизни его называли. Один из первых в русской литературе допушкинской поры пером своим - свежим и удивительным - заставил, можно сказать - видоизменил литературный язык, избавив его от напыщенности, неестественности и приблизив к разговорному. Его «История государства Российского» - это ведь не только глубочайшее исследование, погружение в события давних времен, это еще и «образцовое», как уже тогда говорили, литературное произведение. И как это ему удалось - соединить в одном луче разный свет, науку и искусство. Как заметил про Карамзина поэт и князь Вяземский, Николай Михайлович «постригся в историки». Ну а литературное исполнение - это еще один божий дар, талант. «Письма русского путешественника», «Бедная Лиза», «Марфа Посадница» - тиражи допечатывали, книги заранее заказывали! Возмутитель спокойствия - вот каков он был, Карамзин. А многотомный труд «История» - дело особое.
Задумал давно. И не так развернуть историю России, как до того историки делали, убеждая, что лишь варяги, пусть и призванные, сотворили из разрозненных племен единое государство, - а так, как было на самом деле, писал Карамзин. А было и до них, до варягов, государственное устройство - хозяйственное и политическое, и самобытная культура.
Многие восстали против этого убеждения Карамзина. Обзывали и «врагом Божиим», и «орудием тьмы», только напрасно: знал Александр истинную цену Карамзину.
Историк остоял себя, уделил в истинности взглядов и оценке истории
Николай Михайлович полгода не дожил до своего шестидесятилетия. Но стариком так и не сделался. Не изменилось в нем романтическое отношение к жизни - особого душевного устройства был человек: он и в дурном стремился видеть начало доброе.
...Однажды при одном визите Карамзин, не застав там хозяина, приказал лакею записать в книге посетителей свое имя и звание: «Историограф Карамзин». Историограф - то был титул, офциально присвоенный ему императором. Слуга записал. Карамзин спросил:
- А ну-ка покажи-ка, любезный, как ты написал?
Запись гласила: «Николай Карамзин, истории граф».
Есть ли более высокий титул?!